Затем Высокий Лорд развернул своего коня лицом к Ревлстону. Вытащив посох, он три раза взмахнул им над головой и вознес его к небу. Из его конца вырвалось голубое раскаленное пламя. И он крикнул, обращаясь к Колыбели:
— Эй, Ревлстон!
Все население Колыбели ответило единым могучим потрясающим долину криком:
— Эй!
Этот победный клич, исторгнутый тысячами гортаней, достиг гор: сам утренний воздух, казалось, задрожал от одобрения и приветствия. Несколько Ранихинов весело взбрыкнули. В ответ Кавинант сжал зубы, ощутив внезапный спазм в горле. Он чувствовал себя никчемным и недостойным этого зрелища.
Тротхолл развернул коня и пустил его в галоп под гору. Отряд быстро рассредоточился в порядке следования. Морэм указал Кавинанту на его место позади Тротхолла, впереди Вариоля и Тамаранты. Четверо Стражей Крови двигались по бокам от Лордов. Кваен, Тювор и Корик скакали впереди Тротхолла, а сзади следовали Биринайр и йомен. Широким подпрыгивающим шагом рядом с Морэмом и Кавинантом двигался Гигант, делавший это с такой легкостью, словно совершал подобные путешествия каждый день.
Итак, отряд, снаряженный на поиски Посоха Закона, покинул Колыбель Лордов на рассвете нового дня.
Следующие три дня Томас Кавинант провел в бесконечных мучениях, доставляемых ему верховой ездой. Сидеть на седле из тонкой кожи было все равно, что ехать вообще без седла; жесткий хребет Дьюри, казалось, вот-вот распилит его пополам. В коленях было такое ощущение, словно они вывернуты из суставов; бедра и икры болели и ныли от напряжения, и боль эта постепенно распространилась вверх по спине; шея тоже устала от неожиданных прыжков Дьюры, когда она преодолевала неровности ландшафта. Временами Кавинант удерживался на спине своей лошади лишь потому, что липкое седло клинго не давало ему упасть. А по ночам все мышцы так ужасно ныли, что он не мог уснуть без помощи «алмазного глотка».
В итоге он почти не видел окружающего пейзажа, не замечал ни погоды, ни настроения членов отряда. Он игнорировал или пресекал любую попытку увлечь его в разговор. Он был целиком поглощен своими болевыми ощущениями и страхом развалиться на две половины. И вновь ему пришлось признаться себе в самоубийственной природе своего сна, вызванного затмевающим сознание помрачением его разума.
Но напиток Гиганта и невероятное здоровье Страны действовали на него, невзирая на все его страдания. Плоть его постепенно приспосабливалась к жесткой спине Дьюры. И, сам того не сознавая, он все более совершенствовался как наездник. Он учился, как совершать движения вместе с лошадью вместо того, чтобы сопротивляться ей. Проснувшись после третьей ночи, он обнаружил, что физические страдания больше не доминируют над ним.
К этому времени отряд уже оставил позади возделанные поля вокруг Ревлстона и углубился в дикие степи. Однажды они разбили лагерь в центре сурового плато, и когда Кавинант получил возможность обращать внимание на пейзаж, то глазам его представилась скалистая и безрадостная местность.
Тем не менее сознание того, что он движется вперед, вновь дало ему иллюзию безопасности. Подобно многим другим вещем, Ревлстон был теперь позади. Когда к нему обратился Гигант, он нашел в себе силы ответить без раздражения.
Заметив это, Гигант сказал Морэму:
— Камень и Море, мой Лорд! Мне кажется, Томас Кавинант решил вернуться к жизни. Безусловно, это заслуга «алмазного глотка». Эй, Юр-лорд Кавинант, добро пожаловать в нашу компанию. Знаете ли вы, Лорд Морэм, что у Гигантов существует древняя легенда о войне, прекращенной «алмазным глотком»? Хотите послушать? Я могу рассказать ее за полдня.
— В самом деле? — усмехнулся Морэм. — Неужели на это потребуется всего лишь полдня, даже если ты будешь рассказывать на бегу, во время движения?
Преследующий Море от души расхохотался.
— Тогда я справился бы с этим к закату следующего дня. Это говорю я, Соленое Сердце Преследующий Море.
— Я слышал эту легенду, — сказал Великий Лорд Тротхолл. — Но рассказывавший ее заверил меня, что на самом деле причиной окончания войны был все же не «алмазный глоток». Эта заслуга принадлежит манере разговаривать Гигантов. Когда Гиганты перестали задавать вопросы о причинах войны, прошло уже столько времени, что соперники забыли ответ.
— Ах, Высокий Лорд, — вновь захохотал Преследующий Море. — Вы не так поняли. Это были Гиганты, которые пили «алмазный глоток».
Смех вырвался у слушающих воинов, и Тротхолл тоже улыбнулся, возвращаясь к своему коню. Вскоре отряд уже вновь был в пути, и Кавинант занял место рядом с Морэмом.
Теперь Кавинант начал прислушиваться к — звукам, производимым движущимся отрядом. Лорды и Стражи Крови почти всегда молчали, погрузившись в размышление, но топот копыт перекрывали ропот и обрывки песен, доносившихся со стороны воинов. Возглавляемые Квааном, они выглядели уверенными в себе и радостно оживленными, словно им не терпелось наконец применить в деле навыки, полученные за годы тренировок в учении Меча.
Некоторое время спустя Лорд Морэм удивил Кавинанта тем, что без всякого предисловия вдруг сказал:
— Юр-лорд, как вам известно, Совет задал вам не все вопросы, какие следовало бы задать. Могу ли я сделать это сейчас? Мне хотелось бы побольше узнать о вашем мире.
— Моем мире? — Кавинант с трудом проглотил слюну. Ему не хотелось говорить об этом; не хотелось вновь переживать болезненную процедуру Совета. — Зачем?
Морэм пожал плечами.
— Потому что чем больше я о вас узнаю, тем точнее смогу определить, что следует ожидать от вас в момент опасности. Или, может быть, потому, что понимание вашего мира может научить меня обращаться с вами надлежащим образом. Или, быть может, потому, что я задал этот вопрос просто из чувства товарищества.
В голосе Морэм Кавинант услышал искренность, и это обезоружило его. Он поклялся Лордам и самому себе соблюдать своего рода честность. Но этот долг был для него нелегким, и он не мог бы найти никакого легкого способа высказать все, что необходимо было сказать. Повинуясь наитию, он начал перечислять:
— У нас существует рак, болезни сердца, туберкулез, всевозможные склерозы, дефекты от рождения, проказа, есть также алкоголизм, венерические заболевания, наркомания, изнасилования, грабеж, убийства, развращение малолетних, геноцид…
Но далее он не в состоянии был перечислять этот каталог зол, который мог длиться вечно. Через мгновение он привстал на стременах и жестом указал на лежащие вокруг суровые равнины.